Академик Михаил Пиотровский — фигура знаковая для отечественной и мировой культуры и науки. Больше полувека эта фамилия прочно ассоциируется с Государственным Эрмитажем в Санкт-Петербурге. Почти тридцать лет назад Михаил Борисович принял эстафету руководства одним из лучших музеев планеты у своего отца, блестящего археолога, и с тех пор уверенно ведет этот полный сокровищ корабль через волны времени, порой переходящие в шторма, сохраняя и приумножая его богатства для всех нас. Полагаю, такой пафос в данном случае вполне уместен. Генеральный директор Эрмитажа — персона публичная, кажется, о его работе и о нем самом известно все или почти все. Но на самом деле музей такого масштаба и его лидер — темы неисчерпаемые. В чем довелось убедиться в ходе нашего «демидовского» интервью с Михаилом Борисовичем в его рабочем кабинете — именно рабочем, а не парадном, при том что кабинет этот сам по себе сокровище: все здесь проникнуто духом ежедневного напряженного интеллектуального труда.
— Уважаемый Михаил Борисович, присуждение вам научной Демидовской премии логично и органично во всех отношениях. Имя Демидовых стоит у истоков Эрмитажа. В частности, в 1715 году уральский горнозаводчик Никита Демидов прислал в подарок Екатерине I, «на зубок» новорожденному царевичу, 100 тысяч рублей и несколько золотых предметов из сибирских курганов, положив начало сибирской коллекции Петра I и практически всего музея. Так ли это и насколько отчетлив «демидовский след» в современных экспозициях?
— Это так и не так. Действительно, первые золотые вещи от бугровщиков (грабителей курганов, или бугров — ред.) попали в Санкт-Петербург через сибирского губернатора Матвея Гагарина и Никиту Демидова. И это не только основа Эрмитажа, а значительно серьезней — основа всей российской археологии. Потому что именно тогда в России начали собирать древности. Причем Петр I обязал их покупать, а не изымать, чтобы их не переплавляли и они не исчезали. Потом были другие царские приказы «собирать», к этому появился интерес. Сначала золотые вещи, о которых вы говорите, из Сибири попали в Кунсткамеру, дальше — в Эрмитаж. В сущности, это была и основа всех музеев России, и нашей археологии в целом, в чем, несомненно, одна из важнейших заслуг Петра. Но «демидовский» вклад в наш музей гораздо шире. Отдельная страница связана с итальянскими Демидовыми. Как известно, единственный сын Никиты Николай жил в Италии, организовывал там раскопки, собрал крупную коллекцию древних скульптур. Часть ее была потом куплена Николаем I для нового Эрмитажа (ныне главное здание музея работы немецкого архитектора Лео фон Кленце со знаменитыми атлантами — ред.) для которого подбиралась античная коллекция. Туда поступили и «демидовские» памятники. Там есть настоящие шедевры, есть вещи менее ценные, но всегда, когда мы говорим об изначальных составных музея, неизменно называем этот «демидовский» вклад. Особая история — роскошная «Малахитовая сень», она же ротонда, которую теперь видит каждый посетитель Эрмитажа, поднявшись по парадной лестнице в аванзал. Делалась она очень долго, Николай Демидов за огромные деньги заказал ее лучшим европейским мастерам, включая знаменитого французского скульптора Томира, и собирался поставить внутрь бюст Николая I. С бюстом не получилось, зато так рождался русско-французский стиль, сочетающий малахит и бронзу. В итоге после кончины Николая его сын Анатолий подарил сень Николаю I, чтобы установить ее в Исаакиевском соборе, но туда она не доехала, была выставлена в Таврическом дворце, потом в Александро-Невской лавре, а в начале 50-х годов XX века передана в Эрмитаж, где ей нашли особое почетное место как самостоятельному произведению искусства. Кроме того, у нас хранятся механические дрожки с верстомером, несколькими циферблатами и маленьким органчиком, изготовленные одним из талантливых демидовских умельцев крепостным из Нижнего Тагила Егором Кузнецовым, другие экспонаты, связанные с Демидовыми. Так что след этой фамилии в Эрмитаже очень мощный, он будет всегда.
Академик Радий Илькаев удостоен научной Демидовской премии 2021 года за выдающийся вклад в развитие ядерной физики. Эта широкая формулировка включает в себя как фундаментальные, так и прикладные достижения, ключевые для поддержания обороноспособности нашей страны. Именно под его руководством и при непосредственном участии созданы заряды, составляющие основу ядерного арсенала России, разработаны теоретические модели и получена уникальная экспериментальная информация о поведении вещества при высоких плотностях энергии. Больше десятилетия он возглавлял, потом почти столько же осуществлял научное руководство РФЯЦ-ВНИИЭФ, легендарным Всероссийским научно-исследовательским институтом экспериментальной физики в закрытом городе Сарове Нижегородской области. В лихие девяностые лауреат сумел сохранить научно-технический потенциал центра, и сегодня он является его почетным научным руководителем. А еще Радий Иванович — сопредседатель Духовно-научного центра в Сарове, физик-ядерщик, возрождающий православные святыни древнего города, в чем не видит никакого противоречия. Впрочем, прежде чем затронуть эту очень непростую тему в обстоятельной телефонной беседе, за которую ему огромное спасибо, мы успели поговорить о многом.
Демидовский лауреат академик Юрий Молин — ученый с мировым именем в области химической физики, один из основателей спиновой химии. Под его руководством в Сибирском отделении РАН, где Юрий Николаевич трудится более 60 лет, сформировался целый ряд перспективных научных направлений, которые успешно развиваются в России и за рубежом. Он стал одним из инициаторов работ по инфракрасной лазерной фотохимии, исследований спинового обмена свободных радикалов в растворах. Вместе с коллегами разработал принципиально новые, основанные на проявлениях квантовой когерентности спинов методы изучения структуры и быстрых реакций активных промежуточных частиц.
Лауреат Демидовской премии в номинации «химия» Анатолий Бучаченко умеет говорить о науке языком образным, даже поэтическим. В научном сообществе он известен не только как один из основателей спиновой химии, специалист в области физикохимии, теории строения, химической кинетики, радиоспектроскопии и физики химических реакций, но и как автор научно-популярных книг, в том числе «Химия как музыка» и «От квантовых струн до тайн мышления». Последняя переведена на английский и опубликована издательством Шпрингер под названием “The Beauty and Fascination of Science”.
27 января прошло первое в нынешнем году заседание президиума УрО РАН. Открылось оно научным докладом доктора технических наук Л.Ю. Левина (Горный институт Пермского ФИЦ УрО РАН) «Тепловой режим глубоких рудников: расчет, мониторинг и управление». Лев Юрьевич (на фото рядом) напомнил, что история рудничной аэрологии в России прослеживается с самого начала возникновения горной науки: первой работой на эту тему стал трактат М.В. Ломоносова «О вольном движении воздуха, в рудниках примеченном» (1741). Фактически с создания отдела рудничной аэрологии и геофизики в 1988 году начался Горный институт в Перми, а виднейшим представителем пермской научной школы разработки систем воздухоподготовки и расчета тепломассообменных процессов на калийных рудниках был член-корреспондент А.Е. Красноштейн. Сегодня, с переходом к существенно большим глубинам выработок и увеличением мощности машин и механизмов, приходится пересматривать старые модели и методы прогноза, разработанные еще в 1950-е гг., дополнять их моделями влагообмена рудничной атмосферы, рассчитывать и создавать теплообменные аппараты и системы. Если традиционно пермские ученые занимались проблемами калийных рудников, имеющими свою специфику (в частности, высокая гигроскопичность пород), то сейчас их разработки используются и на шахтах «Норильского никеля», где глубина выработок превышает два километра, протяженность сети трубопроводов для транспортировки холода – более 5 километров, а мощность установки достигает 6 Мв. Фактически до 70% энергии расходуется именно на поддержание безопасного для персонала микроклимата в шахтных забоях (подробней об этом см.«НУ», № 7 и «Поиск», № 13 за 2021 г.). Такие сложные задачи не могли быть решены без создания серьезной теории. Разработана математическая модель сопряженного теплообмена вентиляционного воздуха с горным массивом, позволяющая с достаточной точностью рассчитывать температурные изменения движущегося по выработкам воздуха и горного массива с учетом осложняющих факторов, усовершенствованы методы расчета тепло- и массопереноса в сети горных выработок произвольной топологии с учетом тепловыделений от подземных техногенных источников в виде закладочных твердеющих массивов и горношахтного оборудования. Предложенные модели получили численную реализацию в программно-вычислительном комплексе «АэроСеть» и верифицированы многочисленными экспериментальными натурными исследованиями. Кстати, пользователями только за прошлый год приобретено более 400 коммерческих лицензий на этот комплекс (англоязычная версия «АэроСети» в рекламных целях пока распространяется бесплатно). Возможно, в перспективе разработки пермских аэрологов удастся распространить и на угольные шахты: во всяком случае, угольщики проявили интерес к этим работам после недавних катастроф, связанных со взрывами метана.
В конце января в возрасте 83 лет ушел из жизни Владимир Степанович Губарев — замечательный журналист, писатель, драматург. Всем, кто приобщен к научно-популярному жанру, читателям, телезрителям СССР и современной России, его представлять не нужно. Губарев вел научную тематику в газетах «Комсомольская правда» и «Правда», делал цикл передач «Реальная фантастика» на телеканале «Культура», на его счету 14 книг в серии «Судьба науки и ученых России». В 1986 году он первым из журналистов оказался на месте Чернобыльской аварии, о которой написал пьесу «Саркофаг», переведенную на многие языки и поставленную в 56 театрах мира. Это лишь небольшая часть того, что он создал. Владимир Степанович искренне болел за состояние интеллектуальной сферы нашего общества, страстно отстаивал интересы Российской академии наук в самые сложные для нее годы.