Skip to Content

АКАДЕМИК В.И. МОЛОДИН: «ПОЛЕ – ЭТО СВЯТОЕ»

Романтика полевых работ — непременная составляющая специальности археолога: ежегодные экспедиции, беседы у костра, курганы в вечерних сумерках, из-за которых, кажется, вот-вот вылетят скифские всадники. Фактор везения тоже не стоит исключать: с трудом найденный могильник могли разграбить за много сотен лет до того, как его коснулась лопата археолога, сохранность находок всегда под вопросом — недаром острословы прозвали археологию «наукой о битых черепках». И все-таки только работа ученых этой специальности позволяет нам судить о том, как жил человек тысячи лет назад.
Присуждение Демидовской премии заместителю директора Института археологии и этнографии СО РАН академику Вячеславу Молодину можно считать полностью закономерным: будущих лауреатов выбирают коллеги-эксперты по совокупности достижений, а у Вячеслава Ивановича одних научных работ более 1400, в том числе 62 монографии (включая коллективные), опубликованные не только в России — добрая сотня трудов переведена и издана в 20 странах Европы, Азии и Америки. Открытия сибирского ученого — комплекс могильников пазырыкской культуры на плато Укок, протогородское поселение Чича в Здвинском районе Новосибирской области, пазырыкское захоронение воина в северо-западной части Монгольского Алтая — прекрасно известны и коллегам, и представителям прессы, отмечены российскими и международными премиями. И, что особенно ценят журналисты, с Вячеславом Ивановичем всегда интересно беседовать — романтика специальности способствует увлекательным рассказам, а междисциплинарный подход к исследованию археологических памятников дает нетривиальный взгляд на древнюю историю человечества. Поэтому наша коллега из Новосибирска с удовольствием воспользовалась «премиальным» поводом для встречи с выдающимся исследователем.
— Давайте начнем с романтики. Выбор специальности был осознанным? Когда вы поняли, что археология вас интересует?
— Человеку свойственно хвалить «свои» времена, но, рискуя быть банальным, хочу отметить, что во времена моей юности мы были серьезно озабочены проблемой будущего — куда пойти учиться, кем работать. И это хорошо, поскольку работа и семья — основы человеческой жизни. Мы беседуем с вами в самом конце рабочего дня, и мне уже хочется пойти домой. А утром с таким же нетерпением я буду стремиться в институт. Конечно, мальчишкой я не избежал влияния другой романтики — военной. Недавно закончилась Великая Отечественная война, истории ее героев были на слуху, потом Гагарин полетел в космос. Скажу честно, мечтал стать летчиком, но, когда не взяли в аэроклуб по причине недостаточно хорошего зрения, пришлось задуматься о другой профессии. И в 11-м классе мне повезло: попал на лекцию академика Алексея Павловича Окладникова в Новосибирском географическом обществе. Лекция меня потрясла — буквально влюбился и в ученого, и в археологию, которой уже начал интересоваться под влиянием книг. Конечно, учась на первом курсе Новосибирского педагогического института у профессора Татьяны Николаевны Троицкой, сподвижницы Алексея Павловича, я задумывался, туда ли поступил. Но только до первой экспедиции.
— И где проходили ваши первые в жизни раскопки?
— Обязательной археологической практики у студентов пединститута тогда не было. Татьяна Николаевна по частям выбивала деньги у музея, вуза, общества охраны памятников на добровольную экспедицию. Собралась ехать со школьниками еще в мае — мне, чтобы участвовать, пришлось досрочно сдать сессию. И мы с ребятами из села Листвянские Шахты (Черепановский район Новосибирской области), где историческим кружком руководил выпускник профессора Троицкой, поехали в район села Чингисы на Оби. Там было великолепное поселение, размытое Обским морем: весь берег был завален археологическим материалом, который охотно собирало местное население. Герань у сельских жителей росла в горшках эпохи поздней бронзы, представляете? Мы раскапывали первый в моей жизни курган тюркского времени. И я окончательно понял: все атрибуты полевой работы — это мое, вплоть до комаров.
— Самое время спросить об учителях. Насколько я знаю, Татьяна Николаевна Троицкая до сих пор здравствует…
— Да, слава Богу, и голова остается удивительно светлой — с ней интересно обсуждать любые проблемы. Попал я к ней на учебу, надо сказать, случайно: хотел учиться в НГУ, у академика Окладникова. Но не прошел по конкурсу, который, конечно, был сумасшедшим: последний год одиннадцатилетней программы обучения в школах, поступали и выпускники одиннадцатых классов, и только что окончившие десятиклассники, а набирали всего 25 человек. Впрочем, большой конкурс меня не оправдывает — готовиться надо было лучше. Когда меня постигла неудача, двоюродный брат, оканчивавший исторический факультет Новосибирского пединститута, рассказал о Татьяне Николаевне, которая занималась классическими скифами, и посоветовал поступать в пединститут, чтобы специализироваться у нее по археологии. Так я и сделал. В ту пору я был у профессора Троицкой единственным студентом, планировавшим связать свою дальнейшую судьбу с археологией, и она уделяла мне особое внимание, давая прекрасные уроки не только по специальности, но и, так сказать, в житейском плане. Никогда не забуду ее фразу, сказанную после расстроивших меня неудачных раскопок: «Если ты собрался заниматься наукой, розы, конечно, будут, но шипы будут обязательно». Очень верно подмечено. Когда я учился на пятом курсе, Татьяна Николаевна договорилась с академиком Окладниковым, чтобы я выступил с докладом на заседании сектора археологии Института истории, филологии и философии СО РАН. Тема доклада — «Эпоха неолита Верхнего Приобья» — стала потом темой моей дипломной работы. И, поскольку окончил я вуз с отличием, Алексей Павлович взял меня в заочную аспирантуру, став в конце концов моим научным руководителем, о чем я и мечтал в одиннадцатом классе.
— В представлении на Демидовскую премию академик Николай Добрецов, больше десяти лет руководивший Сибирским отделением РАН, в качестве ваших основных достижений назвал открытие комплекса памятников пазырыкской культуры на алтайском плато Укок и исследование протогородского поселения Чичабург, которое он поэтично окрестил «новосибирской Троей». Вы согласны с такой формулировкой?
— В целом согласен. Николай Леонтьевич понимает, о чем говорит. Мы 11 лет проработали бок о бок в президиуме СО РАН, я был его замом, затем первым замом. Это человек, по-настоящему неравнодушный к науке. Он приезжал ко мне в экспедицию, как раз на раскопки Чичи. Чича — замечательная находка, здесь мы впервые по-настоящему применили междисциплинарный подход. Когда мы с моим германским другом и коллегой Германом Парцингером (кстати, в 2016 году его избрали иностранным членом РАН) собирались начинать раскопки на берегу озера Малая Чича в Новосибирской области, мы знали, что там есть остатки древнего городища, но на поверхности была лишь малая часть укреплений. Профессор Парцингер пригласил к сотрудничеству немецких специалистов из Мюнхенского центра геофизики — Й. Фассбиндера и его коллег, но из-за напряженного графика они смогли прилететь лишь на пару дней. Поэтому в первый вечер, когда мы все у костра отмечали встречу, геофизики расшифровывали результаты изысканий первого дня в своей палатке. Никогда не забуду: прибегает Йорг Фассбиндер с округлившимися глазами и зовет нас к компьютеру, с экрана которого выплывает улица древнего города с домами и переулками, мощнейшие системы обороны. Оказывается, огромная площадь рядом с цитаделью была занята крупной торговой факторией IX-VII века до н.э. (переходный период от эпохи бронзы к эпохе железа), внезапно покинутой жителями — то ли из-за стихийного бедствия, то ли из-за набега воинственных соседей, то ли из-за эпидемии. Можно было на выбор копать в любом месте. Раскопки показали, что в течение трех столетий в Чичабург сухопутным, а возможно, и водным путем (соседнее озеро Чаны — «пульсирующее», может разливаться до Иртыша) стекались люди с севера и с юга, покинувшие насиженные места по причине мощнейшего похолодания в Западной Сибири, которое геологи назвали даже «малым ледниковым периодом». В результате раскопок и дальнейших исследований керамики, металла, радиоуглеродных данных мы в значительной степени реконструировали образ жизни человека той эпохи, зафиксировали смешение разных культур — и северной, и южной, и автохтонной, то есть присущей местному населению.
За сделанное же немного ранее, в самые тяжелые для науки 1990-е годы, открытие уникальных комплексов пазырыкской культуры скифского времени (VI–III век до н.э.) мы с моей супругой Натальей Викторовной Полосьмак в июне 2005 года получили Государственную премию. У меня диплом за номером 4 (выдавались по алфавиту, первый — у Беллы Ахмадулиной), чем я, конечно, горжусь. Начинала раскопки на плато Укок Наталья Викторовна — именно она в 1993 году обнаружила знаменитую «алтайскую принцессу». Потом и я, решив не отставать, через два года нашел целый куст могильников, где тоже была мерзлота, что обеспечило сохранность памятников. На плато Укок были открыты и древнейшие — с моей точки зрения — в истории человечества наскальные изображения. Когда из-за противодействия властей Республики Алтай мы не смогли больше вести раскопки на этом плато, по инициативе президента АН Монголии академика Чадраа организовали экспедицию в Монгольский Алтай, где с помощью уже сибирских геофизиков во главе с академиком Михаилом Эповым обнаружили несколько курганов с линзами вечной мерзлоты. Работа российско-германо-монгольской экспедиции в 2006 году по нарастанию напряжения напоминала фильм Хичкока. В первом раскопанном кургане мерзлота была, а захоронения не было — впадина оказалась естественного происхождения, второй курган был начисто разграблен, и только в третьем, раскопки которого начали уже в последние дни, обнаружили великолепный погребальный комплекс пазырыкского воина, аналогов которого по сохранности я не знаю.
— Насколько я понимаю, и работы на плато Укок, и исследование монгольских находок — яркий пример сотрудничества ученых разных специальностей — геофизики определяли, где копать, химики анализировали красители, генетики — ДНК…
— Да, именно тогда мы впервые начали заниматься палеогенетикой — по инициативе академиков Анатолия Деревянко (тогда директора нашего института) и Владимира Шумного (в то время директора Института цитологии и генетики). Образовалась исследовательская группа — Михаил Иванович Воевода (недавно стал академиком), Аида Герасимовна Ромащенко и «примкнувшая» талантливая молодежь. Я очень горжусь нашей коллективной монографией «Мультидисциплинарные исследования населения Барабинской лесостепи V–I тысячи лет до н.э.: археологический, палеогенетический и антропологический аспекты», изданной в 2013 году, поскольку основные мои научные интересы сосредоточены в Барабинской лесостепи. Там выявлен целый ряд неизвестных культур, по материалам раскопок я защитил кандидатскую, затем докторскую диссертацию «Бараба в древности: от первого появления человека до прихода русских». Тему, кстати, предложил Алексей Павлович Окладников.
Сотрудничество с генетиками продолжаем и сегодня. Тем более что замечательные открытия ждут археологов буквально под боком. 13 лет я исследовал могильник Сопка в Новосибирской области — очень информативный памятник, где были сосредоточены культуры разных эпох. Сейчас работаем недалеко от этой Сопки — на комплексе Тартас-1 в Венгеровском районе Новосибирской области. И каждый год приносит нам удивительные  находки от эпохи неолита до позднего средневековья. Тартас ограблен, конечно, но деликатно — достаточно много непотревоженных захоронений, что для археолога большая удача. На сегодняшний день вскрыто около 30 тысяч квадратных метров и исследовано около 700 захоронений. Думаю, предстоит еще не один год работы.
— Если позволите, вопрос личного характера: вы с супругой оба — именитые археологи, вы — академик, Наталья Викторовна — членкор… Случай достаточно редкий. Не мешают ли научные разногласия плавному течению семейной жизни?
— Поскольку Наталья Викторовна была одной из моих учениц, на первых порах нашей совместной жизни мой авторитет был доминирующим. Но она очень быстро встала на ноги — защитила кандидатскую, потом докторскую, и мы уже разговаривали на равных. Оба мы — люди независтливые, всегда только радовались успехам друг друга. К тому же одинаковая специальность упрощает работу: если мне нужны какие-то справки по Индии или Центральной Азии — обращаюсь за советом к жене, она сейчас изучает гунно-сарматское время. И я всегда готов поделиться информацией. Что касается разногласий, какая же без них наука. Я и коллегам говорю: если твоя точка зрения обоснована, подтверждена аргументами — ты имеешь на нее полное право. Я только рад, что ребята способны самостоятельно мыслить. Так же и в семье.
— Помимо научной деятельности вы много лет занимались тем, что принято называть «научно-организационной работой», которая, безусловно, отнимает время от собственно науки. Можно ли сказать, что это время потрачено не зря?
— Когда Николай Леонтьевич Добрецов пригласил меня в заместители председателя Сибирского отделения РАН, я был категорически против — отсутствовал опыт административной работы, если не считать институтскую. Помню, директор нашего института Анатолий Пантелеевич Деревянко и коллеги уговаривали меня целую ночь. В результате я согласился, но это были очень трудные годы — пришлось заниматься совершенно новыми вещами: курировал сотрудничество с вузами, когда стал первым заместителем — отвечал за координацию научных центров, вошел в президиум РАН. Конечно, пришлось сократить срок экспедиций — председатель отпускал меня только на месяц, остальные дни — в счет отпуска, научился работать в самолетах. И все-таки после 11 лет работы заместителем председателя отделения понял — это был исключительно полезный опыт, убежден в этом и сейчас. Во-первых, существенно расширился мой интеллектуальный багаж — вник в проблемы организации науки, лично познакомился практически со всеми ведущими учеными Сибирского отделения. Во-вторых, именно тогда стал больше внимания уделять команде — один бы я ничего не успел, нужно было дополнять друг друга, так работать продолжаю и сегодня. В-третьих,  мы делали действительно нужные вещи. Взять хотя бы конкурс интеграционных проектов: в рамках поддержанных грантами президиума СО РАН междисциплинарных исследований научные коллективы, в том числе из нашего института, достигли выдающихся результатов, по итогам работ издано около 50 томов, и, кстати говоря, первый том был посвящен моему проекту по пазырыкской культуре, чем искренне горжусь. К сожалению, в результате академической реформы конкурс прекратился. Между тем я убежден, что междисциплинарный подход — самый перспективный, а потому надеюсь на возрождение подобных проектов в системе РАН.
— Мы встречаемся в начале нового года. Каковы ваши планы на 2017-й?
— Расписание уже составлено по октябрь включительно. Надеюсь подготовить пятую монографию по результатам раскопок на Сопке вместе с учеником и коллегой Артемом Гришиным, в работе еще книга по поздней бронзе Прииртышья. Вскоре должен на месяц поехать в Германию — уже готовлю материалы к поездке, чтобы там спокойно писать. В октябре состоится очень важное событие — Пятый Всероссийский археологический съезд в Белокурихе, где я отвечаю за работу секции мультидисциплинарных исследований в археологии. А с конца мая по октябрь выезжаем на раскопки в Барабу. Поле — это святое.
Беседу вела
Ольга КОЛЕСОВА
На фото слева внизу: мужская мумия
с татуировкой, плоскогорье Укок, пазырыкская культура,
III в. до н.э.;
прорисовка татуировки на плече у мужчины.
 
Год: 
2017
Месяц: 
февраль
Номер выпуска: 
2
Абсолютный номер: 
1150